Неразгаданная загадка
— Стол письменный, обыкновенный. Одна штука, — неопрятного вида старичок, придерживая очки с толстенными линзами, ползал по полу и что-то записывал, — ворон чёрный, тупорылый…
— Эй, пр-р-рофессор-р-р! Я бы попр-р-росил! – хриплым голосом возмутилась птица.
— Тупорылый, тупорылый. Ничего не знаешь! – мужчина продолжал изучать вид предметов снизу, то и дело обмуслякивая и без того уже мокрый карандаш.
— Мы, пернатые, так-то школы и институты не заканчиваем!
— То-то и оно, то-то и оно-о-о… — протянул профессор и призадумался. – А что если вывести формулу. Ну, такую, которую ещё никогда никто не выводил. Или доказать теорему, которую ещё никогда никто не доказывал?
Дверь почти неслышно распахнулась, и в кабинет, уверенно громыхая железными ногами, зашёл нелепого вида робот:
«Как-то утром наш профессор
К полу жался с интересом
И теперь научный труд
Лада-баклажан зовут»
Заслышав знакомый металлических голос, мужчина ещё больше углубился в свои мысли и даже не повернул головы. Ворон же нагло сел непрошенному гостю прямо на нос и в ухо проорал:
— Пр-р-риветствую, Четыр-р-рнадцатый! Ты как раз не вовр-ремя!
— Я знаю, я специально гадал на машинном масле, когда ж мне зайти, чтобы всем неудобно было, — робот глупо хихикнул и наклонился до пола, чтобы разглядеть деятельность взъерошенного старичка, — что он там делает?
— Да, кто ж его разберёт, он с понедельника такой. Седьмой день уж, получается.
— А у меня вот радость: единственный и первый в существовании выходной! Я вообще к Булычёву шёл, автограф ему принёс от Гарика Серьёзного, но мне сказали, что мой создатель в отпуске. Уже уходить собрался, гляжу — подстольный дед с подносовым бубнежом. Стало любопытно, поэтому решил наведаться. Сейчас ещё и частушку придумаю.
— Чего я не человек? — птица спешно спряталась за спину профессора. — Чего я уши-то затыкать не умею?!
«Чтоб работать не пойти
Я решил с ума сойти
Выйду в поле, поору
Песню санитарову»
Чёрный клюв и один глаз высунулись из-за белого халата учёного:
— И тебе действительно за это платят?
— Ещё как! – робот аж подпрыгнул от гордости, звякнув шестерёнками. – Я один из лучших авторов в юмористическом шоу.
— Что-то мне подсказывает, — пернатый взлетел на край стола, оставив за собой облако пыли и пару мелких перьев, — что в юмористическом шоу должна быть хотя бы одна юмористическая страничка.
«Чёрный ворон глупо шутит
На столе передо мной
Я ворованной воронкой
Отфильтрую юмор твой»
— Там ещё хуже до него было, мне Булычёв рассказывал, – потирая поясницу и похрипывая, уставший учёный с трудом распрямился и поднялся на две ноги, – ворон! Ты на краю столешницы!
— Вы меня пугайте, профессор! – птица заметно занервничала. — Мне уйти? Остаться? Быть осторожнее? Что мне делать-то?
— А ты хлеб же любишь? Краюшку хлеба? Край, краюшка! Вот он – ответ!
«Не ответ, а отве-ети-ище-е!!!»
— Да, замолчи ты, железяка бестолковая! – гаркнула птица и забралась повыше на шкаф. – Профессор, это теория притянута за уши. Вы ищете то, чего нет. Доказательства ваши, мягко говоря, шмокозательства. Не растёт кокос, и каменный цветок не выходит.
— Нет-нет-нет, ты не понимаешь, — забывший усталость профессор суетился по периметру кабинета, — я подумаю об этом завтра. Должно быть у вас что-то общее. Что ж я зря ворона заводил? Стол санкционный покупал из Шикеи? Не-не-не-не, истина она зде-е-есь, и я найду-у-у… вот только ещё раз взгляну снизу…
«Очевидно же, что ворон
Это главный наш герой
А писал об этом автор
На столе, что над тобой»
С крайне удивлённым видом профессор уставился поверх нелепых очков. Изучил пространство вокруг предмета мебели, на котором после всего проделанного должен был жениться. Затем верхний угол кабинета, где равнодушно чистила перья птица. Замотал головой и пробурчал:
— Нет-нет-нет, писать на столе – это «на». А писать о ком-то — это «о». Не подходит. Не сходится. Расходится. Надо искать дальше. Надо искать…
Шутливое настроение покинуло Четырнадцатого. Он молча махнул металлической рукой на прощанье и, лязгая металлическими суставами, направился к выходу.
«Безумие, больше ничего», — фыркнула железяка, печально заглядывая в сторону первого в его существовании тяжёлого понедельника.
